
Вчера у нас с коллегами была дискуссия в соцсетях о памирских и ягнобском языках.
Мне кажется, что вопрос этот очень важен для таджикского общества и будущего страны – в связи с этим хотелось бы сказать несколько слов. Исключительно с точки зрения человека с историческим и филологическим образованием.
Во- первых, по-моему, наша официальная политика в отношении восточноиранских языков, бытующих в Таджикистане, является, по крайне мере, нелогичной и неправильной. Если мы на официальном уровне признаем памирские народы и ягнобцев частью таджикской нации, то соотественно, их языки также являются неотъемлемой частью нашего общего культурного наследия. Другими словами, это такая же часть нашего единого ощенационального культурного наследия, как и государственный таджикский -фарси.
Это означает, что государство должно уделять развитию этих языков такое же внимание и столько же средств, как и государственному языку. Хотя следует сказать, что и государственному языку это внимание уделяется явно недостаточно – но это уже отдельный разговор.
Во-вторых, таджики по своиму происхождению и культуре являются восточными иранцами. Соответственно, восточноиранские языки, как древние, так и действующие, являются опять же частью нашего исторического наследия. Отсюда следует, что этому наследию следует уделять особое внимание – в плане изучения в том числе.
К сожалению это не происходит – меня не так давно коллега-исследователь, попросила найти какой-нибудь учебник по шугнанскому языку – мы вместе перерыли весь интернет, и ничего не нашли. Такая же история была у меня с ягнобским – мне понадобился этот язык для одной научной работы. Это опять же ненормальная ситуация.
В-третьих, де- факто, эти языки уже давно не являются бесписьменными. На них не просто говорят, но пишут стихи, песни, переписываются в социальных сетях. Таким образом, развитие все равно идет и это необратимый процесс — но это делает сам народ, хотя это в первую очередь является обязанностью таджикского государства.
В-четвертых, это также и вопрос государственной политики по национальному строительству. «Вахдати милли» — это не только танцевальные шоу на стадионах, концерты и торжественные песнопения по телеведению. Вахдати милли это также кадровая, языковая политика, недопущение местничества и обеспечение равного доступа к ресурсам и возможностям для всех регионов и этнических групп, составляющих таджикскую нацию (в том числе и не относящихся к ней – к узбекам и русским).
Представители всех регионов должны чувствовать себя комфортно, будучи уверенными, что их интересы в равной степени защищает государство.
В-пятых, Единсто не означает, что всех надо загнать под одну гребенку, и в одни рамки. Единственный устойчивый и реальный вариант «Вахдати милли» для таджикской нации заключается в реализации принципа – единство в многообразии.
Поэтому, если кто-то из чиновников думает, что образование или изучение этих языков ведет к этническому сепаратизму, то он ошибается. Все как раз с точностью наоборот.
Возникает вопрос, а что следует тогда делать в этом направлении. Я бы посоветовал бы правительству следующие шаги:
Во-первых, создать (вернее, воссоздать) систему научного изучения восточноиранских языков – в виде специалированного научного института или подразделений в рамках АН, университетских кафедр и т.д. У нас в целом, после развала СССР, школа иранистики находится глубоком упадке, все основные центры исследования древних и восточноиранских языков находятся за рубежом, молодого поколения специалистов практически нет, что неправильно.
Принимая во нимание наше историческое и культурное наследие, Таджикистан должен бы быть одним из основных центров по изучению восточноиранских языков и иранистики в целом.
Во – вторых, эти научные центры должня также заниматься задачами по развитию этих языков — подоготовкой и выпуску учебников, словарей, развитию терминологии, алфавитов и т.д. Соответсвенно, государство должно открыть двери и возможности для развития СМИ и литературы на ягнобском и всех без исключения памирских языках. Я бы посоветовал открыть секции в Союзе писателей и Союзе журналистов, композиторов РТ для писателей и поэтов, пишущих на этих языках.
В- третьих, и это самое главное, уже давно назрела необходимость внедрения восточноиранских языков в систему образования РТ – в первую очередь в местах компактного проживания носителей этих языков – ГБАО, Душанбе, Варзобе (Такоб), Зарафшанской долине и Зафарабадском районе. В этих регионах система среднего образования должна выполнять две основные функции – первое, выпускники должны получать по окончании школы полноценное знание государственного языка – чтобы чувствовать себя комфортно и быть конкурентноспособными на рынке труда. С другой стороны, должно быть реализовано их право на получение образования на родном языке, и созданы условия для сохранения и развития навыков его использования. Особенно это актуально и срочно сегодня для ягнобского языка, который действительно находится под угрозой исчезновения. Опыт комбинирования государственного и местного языков в системе образования и культуры уже существует во многих странах, и везде это хорошо работает.
Отдельная группа вопросов касается проблемы построения общенационального самосознания. Что бы можно было по рекоммендовать в этом направлении?
На мой взгляд, первое, с чего следует начать, это поменять название государственного языка на «форси-точики» — о чем уже давно говорят многие представители таджикской интеллигенции.
Термин «таджикский язык» не является правильным ни с научной, ни с исторической, ни с этнической точки зрения и, по сути, носит дискриминационный характер. Термин «фарси» со времен Саманидов использовался как объединяющий государственный язык для всех восточных иранцев, значительная часть из которых вплоть до монгольского нашествия продолжала говорить на восточноиранских языках – во многих горных районах вплоть до позднего средневековья.
Таким образом, изначально этноним «таджики» использовался для обозначения всех восточных иранцев ( в 12-16 вв для всех оседлых иранцев) , независимо от их языка и мазхаба, персидский же был лишь одним из «таджикских языков», то есть тех языков и диалектов, на которых говорили восточные иранцы, будучи основным, но не единственным.
Вплоть до 20-ых годов 20 века термин официально использовался термин «фарси» — обозначание «таджикский» или «сартский» применялось монголами и окружающими тюрскими народами в разговорной речи. Почему большевики поменяли название? Потому что, создавали новую «социалистическую нацию» и новый «социалистический язык», а фарси, с легкой подачи пантюркистов, был официально признан наследием феодальной эпохи. Кроме того, большевики стремились оторвать «социалистическую нацию» от влияния иранского и персоязычного мира.
В результате, это обернулось фактической дискриминацией для тех таджиков, которые продолжали говорить на восточноиранских языках. В народном понимании большинства персоязычных таджиков стала складываться мысль, что только тот является таджиком, кто говорит на «таджикском» , остальное в общественном сознании стало постепенно выносится за скобки. Первой и основной жертвой этой дискриминации стали восточноиранские языки, когда еще советское руководство в 30-ые годы свернуло все работу по их развитию, оставив их бесписьменными.
Сегодня вся эта ситуация продолжается, входя в противоречие с официально провозглашенной концепцией Вахдати милли. Еще в начале 2000-ых годов я пытался поднять вопрос о переименовании языка на официальный уровень – через знакомых и коллег в правительстве. К моему удивлению, я столкнулся с резкой и болезненной реакцией – термин «фарси» у многих из них прочно ассоциируется с Ираном.
Не знаю, что за причины официальной иранофобии, но этот подход мне лично не кажется дальновидным и государственным .
Я тогда своим собеседникам советовал – когда в следующий раз будете обсуждать трудности и проблемы с национальным самосознанием, этническим сепаратизмом, построением единой нации – просто подойтите к зеркалу и повнимательнее всмотритесь в свое отражение. Не знаю, но судя по всему, у них подходящего зеркала так и не нашлось.
Рубрики:Дидгоҳ



